(no subject)
Mar. 16th, 2017 12:20 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
sasha_bor*рядовое*
Сегодня, в такой грустный и пасмурный день, когда я гулял по улице перед глазами Божьими, мне вдруг отчего-то — совершенно случайно — захотелось прийти домой и послушать Radiohead. Не сказать, что я твёрдый их поклонник или что-то такое же в этом роде, но иногда, очень иногда я их слушаю, и мне многое нравится. И вот теперь вдруг, среди непрерывных луж и грязных почти по колено дорожек за домами, которые ближе к лесу, мне спонтанно захотелось Thom'а Yorke'а.
У 12-го дома к крайнему подъезду, смотрю, одна скорая приехала, вторая скорая приехала, третья... Плохо кому-то очень. А бригады в подъезд войти не могут: на домофон этот кто-то уже не отвечает. Они кричат в микрофон на двери через решетку на панели с кнопочками: «Откройте! Окрывайте! Мы зайти не можем!» А оттуда: ни гугу. Неужели спёкся кто-то, подумал. Подумал и вздохнул: «Господи, помоги!», да и дальше пошел.
Иногда, незаметно самому себе, вдруг вместо Иисусовой молитвы слетаешь на Мытареву, а сам этого не замечаешь, ходишь себе дальше и ходишь. Но становится как-то иначе хорошо на сердце, как-то по-другому хорошо: тоже хорошо, но это уже другое хорошо. И только тогда вдруг внезапно замечаешь за собой: «Ой! Дак я ж «Боже, милостив буди мне грешному» читаю! Ого, надо же!..»
Зашел в гастроном за огненной аджикой, благо она стоит 30 рублей. Иду обратно из дверей: мне навстречу два бродяги: «Дяденька, дайте хоть 30 рублей! Пропадаем!» Говорю им: «Денег, ребята, уже нет, а вот аджика есть: только что купил. Возьмите? Будет чем закусывать, когда насобираете на бутылку...» Они посмотрели на аджику в моих руках с таким каким-то отвращением, поморщились, нахмурили носы и сказали: «Не-е-ет, фу-у-у, спасибо!» «А я её ем», — подумал я, а вслух сказал: «Какие-то вы ненастоящие», и пошел дальше.
И вдруг вспомнил старую замечательную историю. Как-то мы вдвоем с моим дорогим другом М. Пл. возвращались поздно ночью с Арбата в его коммунальную комнату, насейшенившись в трубе у Арбатской вдоволь, назаработав некоторых денег (накидали нам тогда, да), накупив водки и хлеба. А М. Пл. жил на ул. Станкевича: там пешком-то совсем чуть-чуть пройти от Арбата дворами.
И вот идем-идем, песенки поем, иногда приостановившись, отхлебываем и откусываем кое-чего разного, и вдруг, ребята — хоба! — из какого-то ночного клуба из дверей прямо нам под ноги выходит Сергей Минаев со своими этими кудряшками на голове, в белом шарфике, самый настоящий Минаев. Ну М. Пл. тогда, ничуть не задумавшись, протягивает ему наполовину уже отъеденный нами батон белого: «Нате, хотите?» А Минаев, поморщившись, с силою оттолкнул от себя полбатона хлеба и сделал негодовательную физиономию. Тогда М. Пл. посмотрел так на него пронзительно-препронзительно, как это только он один и умеет, и сказал с грустью: «А в телевизоре — такой живой!» И пошел мимо него дальше. А я шел за ним с гитарой через плечо и водкой в кармане моей любимой сварочной куртки-спецовки и хохотал на всю черную ночную улицу: там, где театр Маяковского, там, где тогда рядом с театром еще была рюмочная, по Огарева до Малого Вознесения, и на Станкевича поворот: всё это время шел я и хохотал.
Вот как бывает, ребята. Поклон вам!
Сегодня, в такой грустный и пасмурный день, когда я гулял по улице перед глазами Божьими, мне вдруг отчего-то — совершенно случайно — захотелось прийти домой и послушать Radiohead. Не сказать, что я твёрдый их поклонник или что-то такое же в этом роде, но иногда, очень иногда я их слушаю, и мне многое нравится. И вот теперь вдруг, среди непрерывных луж и грязных почти по колено дорожек за домами, которые ближе к лесу, мне спонтанно захотелось Thom'а Yorke'а.
У 12-го дома к крайнему подъезду, смотрю, одна скорая приехала, вторая скорая приехала, третья... Плохо кому-то очень. А бригады в подъезд войти не могут: на домофон этот кто-то уже не отвечает. Они кричат в микрофон на двери через решетку на панели с кнопочками: «Откройте! Окрывайте! Мы зайти не можем!» А оттуда: ни гугу. Неужели спёкся кто-то, подумал. Подумал и вздохнул: «Господи, помоги!», да и дальше пошел.
Иногда, незаметно самому себе, вдруг вместо Иисусовой молитвы слетаешь на Мытареву, а сам этого не замечаешь, ходишь себе дальше и ходишь. Но становится как-то иначе хорошо на сердце, как-то по-другому хорошо: тоже хорошо, но это уже другое хорошо. И только тогда вдруг внезапно замечаешь за собой: «Ой! Дак я ж «Боже, милостив буди мне грешному» читаю! Ого, надо же!..»
Зашел в гастроном за огненной аджикой, благо она стоит 30 рублей. Иду обратно из дверей: мне навстречу два бродяги: «Дяденька, дайте хоть 30 рублей! Пропадаем!» Говорю им: «Денег, ребята, уже нет, а вот аджика есть: только что купил. Возьмите? Будет чем закусывать, когда насобираете на бутылку...» Они посмотрели на аджику в моих руках с таким каким-то отвращением, поморщились, нахмурили носы и сказали: «Не-е-ет, фу-у-у, спасибо!» «А я её ем», — подумал я, а вслух сказал: «Какие-то вы ненастоящие», и пошел дальше.
И вдруг вспомнил старую замечательную историю. Как-то мы вдвоем с моим дорогим другом М. Пл. возвращались поздно ночью с Арбата в его коммунальную комнату, насейшенившись в трубе у Арбатской вдоволь, назаработав некоторых денег (накидали нам тогда, да), накупив водки и хлеба. А М. Пл. жил на ул. Станкевича: там пешком-то совсем чуть-чуть пройти от Арбата дворами.
И вот идем-идем, песенки поем, иногда приостановившись, отхлебываем и откусываем кое-чего разного, и вдруг, ребята — хоба! — из какого-то ночного клуба из дверей прямо нам под ноги выходит Сергей Минаев со своими этими кудряшками на голове, в белом шарфике, самый настоящий Минаев. Ну М. Пл. тогда, ничуть не задумавшись, протягивает ему наполовину уже отъеденный нами батон белого: «Нате, хотите?» А Минаев, поморщившись, с силою оттолкнул от себя полбатона хлеба и сделал негодовательную физиономию. Тогда М. Пл. посмотрел так на него пронзительно-препронзительно, как это только он один и умеет, и сказал с грустью: «А в телевизоре — такой живой!» И пошел мимо него дальше. А я шел за ним с гитарой через плечо и водкой в кармане моей любимой сварочной куртки-спецовки и хохотал на всю черную ночную улицу: там, где театр Маяковского, там, где тогда рядом с театром еще была рюмочная, по Огарева до Малого Вознесения, и на Станкевича поворот: всё это время шел я и хохотал.
Вот как бывает, ребята. Поклон вам!
